Заяц (Stowaway)

Еще один рассказ про зайцев на судне, но уже из жизни нашего капитана дальнего плавания, плававшего на судах Балтийского морского пароходства.

«Каждый кузнец своей судьбы».

Гай Юлий Цезарь – древнеримский полководец.

“Stowaway”- английское слово, означающее нелегально проникшего на судно человека без надлежаще оформленных иммиграционных и других документов. Русский эквивалент этого слова – «заяц».
Судно «Комсомолец Литвы» заканчивало выгрузку генерального груза в Гаване и должно было следовать под погрузку зерна в канадский порт Сент – Джон.

Капитан отправился в гости к знакомым русским специалистам, проживающим в отеле Сьерра – Маестра. Командование судном было передано старшему помощнику. Старпом имел склонность к выпивке и был человеком запойного темперамента. Он мог пить в одиночку и, как говорят моряки, был зеркальщиком. Будучи в нужной кондиции мог поднимать рюмку перед зеркалом, чокаться с самим собою и глубокомысленно спрашивать себя: «кто-то из нас стукач?» На судне было еще три помощника капитана, и старпом береговые вахты не стоял. По «Уставу службы» он должен был стоять одну морскую утреннюю четырех часовую вахту, но обычно мог стоять не более 10 – 15 минут, если его прислоняли к штурманскому столу. Капитан долго на мостике обычно не задерживался и после его ухода старпом падал на палубу подрубленным бревном. Несущий вместе с ним вахту четвертый помощник с помощью вахтенного матроса переносил его на диван в картохранилище для продолжения отдыха. В 8 часов утра четвертый помощник заполнял судовой журнал, подводил старпома к штурманскому столу, давал ему шариковую авторучку и показывал в каком месте журнала нужно поставить крючок – подпись. После такой процедуры старпом уже на полном законном основании спускался к себе в каюту для дальнейшего отдыха до следующей морской вахты. Во время стоянки судна в порту отдых можно было не прерывать.
Сходя на берег в Гаване, капитан прервал отдых старпома, но только на время. К 16 часам старпом был уже на хорошей «кочерге». Немного позже на судно прибыл представитель советского торгпредства Карамзин с американским корреспондентом Гарри Кингом. Корреспондент следовал из Мексики через Кубу в Канаду, используя попутные грузовые суда. Вахтенный помощник предупредил старпома о появлении важного должностного лица и пассажира. Старпом, собрав силу воли, спустился вниз и встретил их в коридоре надстройки у трапа. Он взял документы у Гарри Кинга и показал ему его каюту. Затем он вернулся к себе в апртаменты, бросил документы корреспондента в ящик стола и продолжил свой активный отдых.
Капитан появился на судне после полуночи «взволнованным» и веселым от встречи с друзьями. Выгрузка вскоре была закончена, и судно вышло в море. На вопрос капитана, почему старпома не было на отшвартовке, судовой врач – доверенное лицо капитана и постоянный участник всех капитанских «возлияний» ответил, что старпом приболел. Капитана вполне устраивал надежный вахтенный четвертый помощник, стоявший на вахте, и с выходом из Гаваны капитан отправился отдыхать. Плавание проходило в открытом море и трудностей не вызывало.
Первые сутки плавания прошли обычным путем – палубная команда готовила трюма к погрузке зерна; штурмана стояли вахту одни, отпуская матросов на работу по зачистке трюмов. Капитан отдыхал после встречи с друзьями, старпом отдыхал слегка «приболев». О прибывшем на судно корреспонденте старпом капитану ничего не сказал, а Гарри Кинг тихо сидел в своей каюте и ждал, когда на него обратят внимание и покормят. О его присутствии на судне знали всего три человека – старпом, второй помощник и матрос. Двое последних занимались после вахты зачисткой трюмов, и судьба американского корреспондента их не волновала.
На вторые сутки плавания утром во время завтрака прибегает в кают-компанию перепуганная буфетчица и говорит, что наверху ходит какой-то человек и показывает, что он хочет «ням, ням», т.е. он голоден. Капитан в это время завтракал. Не закончив завтрака, он вскочил, и помчался наверх для выяснения, что за человек оказался на судне. Обнаружение на судне «зайца» грозило для капитана самыми серьезными последствиями – строгий выговор по партийной линии и снятие с должности, не считая длительных хождений с лицом побитой собаки по кабинетам различных парткомов, райкомов, горкомов, а возможно и коллегии Министерства морского флота. Иногда для острастки наказывали и помполита. На эту должность обычно попадали люди с повадками ужа, имевшие морскую профессию, но как специалисты на представлявшие собой никакой ценности. Поэтому такие люди и стремились занять должность первого помощника капитана – помполита. Формально они считались первыми помощниками, а фактически в большинстве случаев были первыми «стукачами» и врагами №1 для капитанов. Были, конечно, и исключения, но крайне редкие. В случае серьезных происшествий эти ужи умело изворачивались и отделывались легким испугом. Слово «серьезное» нужно взять в кавычки, ибо серьезность происшествия определялось партийными органами. А они, как известно, могли самое пустяковое дело раздуть до невероятных размеров и искалечить жизнь ни в чем не повинного человека. А могли и серьезное дело «замазать», или как говорят, «спустить на тормозах». Часто это делалось, когда в этом был заинтересован «передовой отряд партии» — КГБ, или когда провинившийся соглашался быть для них осведомителем – «стукачом».
Капитан все это, разумеется, знал, помнил и представлял, какое наказание может ожидать его. На советских судах при переходах между иностранными портами «зайцы» были крайне редки, а на переходе в советский порт – никогда. Ни один даже самый зачумленный конголезец – тоголезец не хотел перенестись из своего черного капитализма в «развитое социалистическое общество». Немного позднее описываемого случая в 1975 году один уставший от строительства социализма житель ГДР решил сразу перебраться в «развитое» капиталистическое общество. Во время стоянки в Ростоке «Краснозаводска» он пробрался на судно и спрятался в спасательной шлюпке. Судно должно было следовать под погрузку труб большого диаметра в Гамбург. Переход из Ростока в Гамбург через Кильский канал занимает около 12 часов, а через пролив Большой Бельт около суток. Но с выходом из Ростока рейсовое задание было изменено, и судно последовало в Ленинград под погрузку груза на Кубу. Несчастный беглец понял это только тогда, когда судно встало к причалу в Ленинграде. Запас продуктов (НЗ- неприкосновенный запас) и воды в шлюпке позволяли беглецу пережить время погрузки судна. Он даже сумел выйти из порта и ознакомиться с достопримечательностями Ленинграда. Он оставался незамеченным и при досмотре судна судовым экипажем и поверхностной проверке пограничниками перед отходом. И судно вышло в рейс. На такую длительность плавания несчастный беглец не рассчитывал. Вскоре закончились продукты и питьевая вода, находящаяся в анкерках шлюпочного запаса. И здесь посередине Атлантического океана уже после прохода Азорских островов ему пришлось покинуть свое убежище и идти к людям, показывая своим видом и жестами, что он хочет «ням, ням». «Ням, ням» ему дали и стали кормить регулярно, но у каюты выставили вахту и покидать каюту не разрешали. А с приходом в Гавану его самолетом отправили в ГДР «продолжать строительство социализма». Экипаж «Краснозаводска» был расформирован и направлен поодиночке на другие суда пароходства. Помполит был переведен на прежнюю должность механиком. Ко мне на судно «Красное село» он попал вторым механиком. Это был никчемный специалист.
После свержения и убийства четы Чаушеску в Румынии множество румын хлынули в Европу в своей попытке добраться до США или Канады. Я работал в это время на контейнеровозе «Гамбург Сенатор» на линии “Round the world” (вокруг света). Гавр был в Европе последним портом погрузки в «старом свете» перед отходом в Нью-Йорк, и в нем скапливались те румыны, которые и собирались перебраться в «новый свет». Поэтому с отходом от причала экипаж производил самый тщательный досмотр всех помещений судна. И однажды такой румын-путешественник был обнаружен внутри кормовой шлюпки типа – “free-fall boat” (шлюпка свободного падения, спускаемая за борт скольжением по специальным направляющим балкам). Вход в эту шлюпку обычно в порту был закрыт на замок. Румын взломал замок и забрался во внутрь шлюпки. Запас воды и питания позволил бы ему благополучно пережить недельный переход до Нью-Йорка, где судно было бы оштрафовано на 20 тыс. долларов за нелегального пассажира (stowaway). Кроме того, на судно были бы возложены все расходы по возвращению его в то место, где он пробрался на судно. В Гавре мы еще следовали под проводкой лоцмана на выход в море, и я вместе с лоцманским катером вызвал и наряд полиции, который и принял «заботу» об этом румынcком путешественнике на себя.
В сменном экипаже на этом же судне примерно в то же время был погружен в Гавре закрытый и опломбированный контейнер. Этот контейнер ничем не отличался от других подобных. Он был благополучно доставлен в Нью-Йорк и выгружен в порту. Уже в порту кто-то вскрыл контейнер, и в нем оказалось несколько беглецов. Беглецы смогли разбежаться. Но это было уже вне ответственности судна и никаких неприятностей для капитана не последовало.
В описываемом случае на «Комсомольце Литвы» помполит – этот краснорожий, зажравшийся, вечно пьяный хряк на завтраке не был; он в это время еще отдыхал. Запыхавшийся капитан встретил Гарри Кинга на своей палубе и после нескольких минут разговора выяснил, что Гарри Кинг официальный пассажир, американский корреспондент, следующий в Канаду. Просто о нем почему-то забыли. Наверное, все были очень заняты.
Начавший было успокаиваться капитан, снова встревожился, когда подумал о том, какую статью о путешествии на советском судне он может тиснуть в свою газету, рассказав, как его не кормили двое суток. «Опасность тем страшней, чем она маловероятней». И капитана осенила блестящая мысль – нужно угостить Гарри Кинга так, чтобы эта маленькая неприятность полностью исчезла из головы корреспондента, и чтобы осталось одно большое воспоминание о хлебосольстве советских моряков. Немедленно был приглашен повар – большой мастер своего дела. Стол в каюте капитана был накрыт и сервирован со всей тщательностью и оставался таким до самого прихода в порт Сент – Джон. К вечеру того дня, когда буфетчица обнаружила «зайца» из каюты капитана раздавалось пение пока только русских песен. Временами из этой каюты выскакивал краснорожий прилипала – помполит и с озабоченным видом мчался открывать капитанскую кладовую для пополнения запаса спиртных напитков. На следующие сутки пение уже шло в три голоса – два голоса пели без акцента, а третий с американским акцентом подпевал модный в то время припев из песни в исполнении Эмиля Горовца – «и люблю я макароны». Закусывали, конечно, не макаронами, а «чем бог послал», но песня о макаронах и невесте, которая их не любит, пронизывала все этажи надстройки судна.
Так в заботах, что еще выпить и чем закусить незаметно прошел океанский переход, и судно встало к причалу. Было начало апреля, стояли еще морозы, и на берегу лежал снег. Пришли канадские иммиграционные власти, оформили приход судна, и Гарри Кинг, одетый все еще в тропическую одежду – сандалеты на босые ноги и рубашку с коротким рукавом на голое тело, сошел с ними на берег. После теплого русского гостеприимства канадский мороз на него не действовал. Никакой заметки в американских газетах о забывчивости советских моряков не появилось.
После погрузки пшеницы в Сент — Джоне судно последовало под выгрузку в Ригу. Моряки «отоварились» на всю «катушку» женскими туфлями устаревшей модели на шпильках стоимостью 50 центов. Покупать товары в нормальных магазинах моряки не могли из-за мизерной оплаты в инвалюте. Отоварился туфлями и старпом. Эту не модную обувь можно было продать в «Союзе» за 40-50 рулей за пару в зависимости от способностей продавца. Переход Сент Джон — Рига прошел по аналогии с предыдущим рейсом. С приходом в Ригу старпом ожидал прибытия на судно жены. Жена почему-то опаздывала, старпом нервничал, скрипел зубами и, принимая очередную «рюмашку», произносил свое любимое слово «завал». Устав от ожидания, он принял последнюю «рюмашку», сложил большую часть «отоварки» в портфель и отбыл с судна к своим родственникам в Риге, куда могла приехать его жена. Ни родственников, ни жены он не застал дома. Тогда он решил принять очередную «рюмашку» на железнодорожном вокзале. Зашел в камеру хранения и положил свой портфель в ячейку, просто прикрыв дверцу и не введя соответствующий код, т.е. ячейка оставалась открытой. Пока старпом принимал «рюмашку» в буфете, какой-то латыш решил положить свои вещи в казавшуюся пустой ячейку камеры. Обнаружив в ячейке поразительно раздутый от «отоварки» портфель, он позвал дежурного милиционера, который установил наблюдение за подозрительным портфелем. Выпив «рюмашку», старпом вернулся и с беззаботным видом распахнул дверцу ячейки, где взял свой случайно не украденный портфель. В этот момент его и «повязала» милиция, привезла на судно для проверки декларации и источника приобретения такого количества обуви. Жена старпома была уже на судне и ожидала в каюте своего мужа из длительного рейса. После устранения недоразумения с милицией старпом вместо приветствия к жене скрипнул зубами и сказал «завал», на что жена ответила: «ну что стоишь, давай по рюмашке». И они выпили за благополучное окончание рейса. « Лучше не начинать, чем остановиться на полпути» — заметил две тысячи лет назад древнеримский мудрец.